6 февраля 1958 года – день, который разделил жизнь футбольного клуба «Манчестер Юнайтед» на «до» и «после». «До» - славные беззаботные деньки, в том числе и становление команды великого Сэра Мэтта Басби, чудодейственное превращение пацанов в легендарных «Малышей Басби» и прочие радости. «После» - это боль потерь, страх перед будущим и не менее славные времена, но уже с оглядкой на тот самый день. «После» - это постоянные воспоминания, слова благодарности, счастье, что кто-то остался в живых. «После» - это то, что объединяет почти всех, независимо от клубных пристрастий, объединяет в этот самый день, 6 февраля, когда весь мир вспоминает погибших в страшной мюнхенской авиакатастрофе, когда те, кто выжили, делятся воспоминаниями о том дне, о погибших товарищах, о раненых и реабилитировавшихся, а их слушают снова и снова, хотя каждое слово известно всем заранее, потому что мир, и не только футбольный мир, прекрасно информирован о том, что произошло в тот самый день.

Снежная драма началась, когда самолет дважды возвращался из-за технических неполадок и таки пошел на третий – роковой – взлет. Хотя изначально предполагалось, что команда проведет ночь в одной из мюнхенских гостиниц. Почему была принята еще одна попытка поднять самолет, в котором обнаружились какие-то неполадки, к тому же в сложных погодных условиях? По чьей вине произошла катастрофа, которой можно было избежать? Вопросы чрезвычайно важные, но сейчас речь пойдет не об этом.

6 февраля болельщики «МЮ» отрываются от повседневных забот и находят минутку, чтобы вспомнить те события и в сотый раз прочесть комментарии тех, кто прошел через это. И весь мир солидарен с ними, кроме, пожалуй, некоторых особо одаренных псевдоболельщиков «Лидса», считающих своим долгом использовать трагедию в качестве дополнительной возможности уколоть врага – о самолетиках, запускаемых с трибун, известно всем. Но на них никто не обращает внимания – лишь презрительно смотрят в их сторону, – и просто хранят память о погибших. И у каждого свои мысли.

Кто-то зачитывается интервью Бобби Чарльтона, который в последнее время не отказывается вернуться к тем болезненным чувствам тогда совсем еще юного паренька, который слишком рано узнал, как пахнет смерть. По признанию уже Сэра Бобби, он до сих пор едва ли не плачет, вспоминая тот день, однако сейчас уже может говорить об этом на людях: «Мы так долго не могли взлететь, что это вызывало беспокойство. Поначалу я не обратил на это внимания, потому что мы все находились под впечатлением нашей прекрасной игры, победы и выхода в полуфинал Кубка чемпионов. В Мюнхене был снег, однако я все еще не придавал значения тому, что что-то идет не так. Капитан объявил, что мы возвращаемся, но потом сообщил, что мы летим. Некоторые люди поменяли места, но мы с Деннисом остались там, где и были. Потом наш вылет снова отложили, но опять сказали, что все в порядке. Мы очень долго не могли взлететь, и в какой-то момент я обратил внимание, что все чувствуют то же самое беспокойство, что и я. Как вдруг самолет зацепил забор, и все поняли, что происходит что-то серьезное.

Я плохо помню, что было дальше, и когда я очнулся в своем же кресле, но в некотором отдалении от самолета, Харри Грегг сказал мне, что я был без сознания минут 10-15. Я еще не понимал, что случилось, и не знал, что Грегг проявил героизм, пытаясь спасти тех, кого можно было спасти.

Нас забрали в больницу, я проспал довольно долго, и только тогда картина начала проясняться. Прочитал в газете о катастрофе и захотел узнать все подробности произошедшего.

Я сразу спросил о Томми Тэйлоре, Дэвиде Пегге и Эдди Колмане – тех, с кем я был особенно близок. Мне сказали, что никто из них не выжил. Я не мог понять, почему я оказался в 50 ярдах от самолета в своем кресле, практически невредимым, тогда как мои партнеры погибли. Не просто партнеры – друзья.
Я думаю об этом каждый день. И чувствую свою вину. Я смотрел вокруг и видел тяжело раненых людей - я не могу это описать.
Я постоянно думал, чем можно помочь, но меня продержали в больнице две недели, не позволяя ничего сделать. Ко мне приходили мои товарищи, и я постоянно спрашивал у них, где Дункан Эдвардс. Когда я узнал, что он жив и находится в этой же больнице, я сказал, что должен увидеть его. Очень тяжело говорить о Дункане – он был великим игроком. Хотя, конечно, трудно говорить обо всем, что связано с Мюнхеном. Я понимаю, что люди хотят знать, но это очень личное, и только поэтому я очень долго не рассказывал об этом дне во всех деталях.
Мне все время казалось, что я не готов играть, несмотря на то что врачи констатировали полное выздоровление. Однако я вдохновился примером партнеров, которые смогли справиться с этим, и особенно на меня повлияла весть о смерти Дункана Эдвардса.

Первый матч после катастрофы - против «Шеффилд Уэнсдей» в Кубке Англии. Атмосфера была невероятной: 60 тысяч людей словно бы говорили, мол, что бы ни случилось, мы должны побеждать. Команда прекрасно отыграла и выиграла 3:0. После матча я зашел в раздевалку, и эмоции были настолько сильными, что я не забыл их до сих пор. У меня и у остальных в глазах застыли слезы. Именно в этот день я почувствовал, что хочу играть.

После Мюнхена стал вопрос о том, сможет ли выкарабкаться клуб и что будет, если мы вылетим или нас выгонят из-за недостаточного количества игроков в команде. Однако нам повезло – пришли люди, которые прекрасно себя проявили, и лучшим лекарством было чувство причастности к победам.
Разумеется, жизнь изменилась, и было понятно, что так, как раньше, уже не будет. С этого момента никто не думал о собственной карьере – мы старались за «Манчестер Юнайтед» и тех, кто погиб в Мюнхене. Свой первый матч я провел с «Вест Бромом» в Кубке Англии три недели спустя после Мюнхена.
В итоге мы добрались до финала, и это казалось чудом. Но мы должны были показать, что все еще сильны, и в этом не было личных мотивов. Чем меньше оставалось преград на нашем пути на «Уэмбли», тем острее я чувствовал, что мы все делаем для тех, кто не дожил до этого дня.

Мы не победили в финале, но главным было то, что клуб выжил. К тому же вернулся Мэтт Басби, и его появление в раздевалке «МЮ» перед матчем тоже было незабываемым. Он говорил немного, да это и не требовалось. Было вполне достаточно того, что он вернулся. Когда Басби вышел из больницы и воссоединился с тем, что осталось от его команды, его спросили, сколько времени понадобится, чтобы воссоздать коллектив. Он ответил: «5 лет».

В больнице я и все, кто спаслись, задавали один и тот же вопрос: «Что мы можем сделать?» На самом деле все просто – просто играть так, чтобы доказать, что мы никогда не забудем парней, которые не пережили дозаправку в Мюнхене».

Кто-то думает о Дункане Эдвардсе, по утверждениям многих, самом талантливом игроке своего поколения, который должен был стать легендой. Причем не только клуба, но и сборной. Ему был всего 21 год. Он был молод, амбициозен и чертовски силен. Остановить на поле его было невозможно – так утверждают те, кому повезло видеть Эдвардса в игре.

Других трогает откровенность признаний Билла Фоулкса, который однажды довольно подробно описал произошедшее: «Этой катастрофы не должно было быть – эта мысль не покидает меня все эти годы. Я не чувствую себя виноватым в том, что я выжил, - мне чертовски повезло. Но меня бесит то, что катастрофы могло не быть. Это так дорого стоило клубу, это так дорого стоило стране.

У меня была бутылка джина, которую я положил на верхнюю полку. Результат ее падения мне на голову – единственное повреждение, которое я получил.

Я увидел Мэтта Басби, Бобби Чарльтона, Денниса Вайоллета и Джеки Бленкфлауэра – все они были без сознания. Харри Грегг выносил из самолета ребенка – лицо Харри было в крови.

До катастрофы клуб принадлежал Манчестеру, после нее он стал принадлежать миру – в любой стране люди знают имена наших игроков».

А иные задумываются о том, что было бы с «Юнайтед», не будь этой катастрофы. Слава ценою в трагедию. Одни полагают, что «Юнайтед» был бы еще более успешным, другие думают о том, что беда невероятно сплотила всех и заставила биться не только за себя, но и за товарищей. К тому же, как бы ни было это неправильно, после катастрофы интерес к «МЮ» возрос. Людям захотелось узнать о клубе как можно больше, и у манкунианцев появились болельщики во всем мире. Все сочувствовали «Юнайтед», и в этом сочувствии рождался интерес к жизни команды, а затем и любовь.

Сэр Мэтт Басби, как и обещал, выиграл через 5 лет Кубок Англии, а через 10 лет после катастрофы в Манчестер приехал Кубок чемпионов – первая английская победа в еврокубке (напомним, что первым британским клубом, выигравшим КЕЧ, был «Селтик», добившийся успеха годом ранее). Победные времена вернулись на «Олд Трэффорд», клуб зажил своей жизнью, наши современники изучают влияние Сэра Мэтта на клуб и сходятся во мнении, что без «Малышей Басби» не было бы «Детей Фергюсона», а без самого Басби не было бы «Манчестер Юнайтед». И обязательно добавляют: та катастрофа кардинально изменила жизнь клуба, отобрав у него многое, но в чем-то сделав его сильнее.
С того дня прошло 50 лет. «МЮ» изменился. Были в его истории и падения, и взлеты, и недоразумения, и скандалы, и легенды, оставившие свой след. «МЮ» стал совершенно другим, но одно остается неизменным – каждый, кто имеет к клубу хоть какое-то отношение, заходит на специальный сайт и впитывает каждую строчку, понимая, что сегодняшними успехами мы обязаны тем бравым парням, в том числе и тем, которые не дожили до первого евроуспеха «МЮ», но без которых его бы наверняка не было. И какие бы игроки ни надевали майку «Юнайтед», какие бы личности ни возглавляли клуб, один день стоит особняком – стираются все границы, забывается все, кроме того, что сегодня 6 февраля, а значит...